Рассказы воронежских подростков о Рождестве вошли в сборник «Святочные рассказы» — Интернет-канал «TV Губерния»
В предрождественском литературном состязании приняли участиевоспитанники церковно-краеведческого клуба «Наследие»
Фото предоставлены Приходом Воскресенского храма и церковно-краеведческим клубом «Наследие»
Около года назад – в январе 2020 года – юные авторы приняли участие в литературном конкурсе, организованном Приходом Воскресенского храма совместно с воскресной школой Покровского собора. Ребятам предложили написать рассказы на тему Рождества и святок,о значении которых они подробно беседовали на занятиях клуба «Наследие». В клубе подросткиизучают историю духовного развития родного края, историю возникновения паломничества и строительства храмов на Воронежской земле, события, которыми гордятся воронежцы,и многое другое.
Церковно-краеведческий клуб открылся осенью прошлого года на базе воскресной школы Воскресенского храма. Проект оказался успешным и реализуется сейчас при поддержке Фонда Президентских грантов.
«Пока на свете есть Воронеж»
Открытие «Наследия» оказалось своевременным и важным: ребята из воскресной школы соседнего с Воскресенским Покровского храма, а также ученики школы №50 (она находится под крылом Воскресенского храма) и учащиесяВоронежской православной гимназии во имя святителя Митрофана Воронежского – все они тоже заинтересовались курсом истории храмов и духовной жизни Воронежской области. Теперь занятия проводятся и там, правда, в связи с пандемией – дистанционно.
– Каждое занятие интересно по-своему: и лекции, где мы многое узнаём об истории нашего края, и мастер-классы, например, по библиотечному делу и организации фотовыставок. Но больше я люблю занятия по архитектуре храмов, – говорит воспитанница клуба 13-летняя Дарья Струкова.
Кроме занятий по церковному краеведению в «Наследии» организуют различные увлекательные и полезные мастер-классы. Например, ребята научились систематизировать и расставлять в определенном порядке книги (в клубе есть своя, хоть пока и маленькая библиотека).
В январе 2020 года воспитанники участвовали в организации фотовыставки «Храмовые празднества Воронежской епархии от Рождества до Крещения» — на ней представлены фотографии храмов Воронежской и Липецкой епархий, посвященные праздникам Рождества Христова и Святого Богоявления. Выставка размещена в притворе Воскресенского храма, посетить её можнои сейчас.
Очевидно, что отношение к родному краю ребят, которые практически вживую соприкасаются с его историей, уже не будет умозрительным. Благодаря увлекательным занятиям и неравнодушию преподавателей ученики начинают искренне любить родную землю.
– До начала занятий я и не подозревал, что наша Воронежскаяобласть так богата историейименно духовной. Думал, ну, провинциальная губерния – что могло происходить в ней уникального и значимого? – говорит 18-летний Александр Назин (В этом году Саша стал студентом исторического факультета ВГУ ). – Оказывается,на нашей земле, в нашем крае были воспитаны и начали свое духовное развитие таки святые, как Священномученик Пётр, митрополит Крутицкий, архимандрит Сергий (Серебрянский).
Они учились здесь, окончили нашу Воронежскую семинарию.
Экскурсии, лекции, конкурсы
Проект церковно-краеведческого клуба «Наследие», темы и планы, рассчитанные именно на подростков, разработал преподаватель воронежского университета, кандидат философских наук, культуролог Виктор Коровин.
– У нас до карантинных мер проводились и практические занятия, — рассказывает Виктор Юрьевич. — На них мы старались передать навыки работы экскурсовода. К сожалению, сейчас они прекратились, но сегодня мы активно осваиваем дистанционные методы обучения.
Занятия в клубе проводятученые-педагогиВоронежского государственного университета. Кроме Виктора Коровина, свои курсы проводят кандидатфилологических наук, доцент Воронежского госуниверситета Владимира Гусаков, кандидат филологических наук, доцент Воронежского госуниверситета Татьяна Куркина, историк и культуролог Мария Коровина.
– Занятия по курсу «Церковного краеведения» строятся таким образом, чтобы привить учащимся навыки исследования.
Дети учатся самостоятельному поиску знаний, – говорит Владимир Гусаков.
Владимир Леонидович до карантинных мер успел провести с ребятами экскурсии по трём храмам – Покровскому, Успенскому и Никольскому, на которых ребята узнали много интересного об истории, особенностях архитектуры и о главных святынях этих храмов.
А в период самоизоляции несколькозанятий, которые проходили в форме онлайн,Владимир Леонидович посвятил Великой Отечественной войне, в первую очередь кровопролитным боям за освобождение Воронежа. На этих же занятиях ребята изучали историю создания и распространения самых известных песен военных лет.
Нынешний учебный год начался с поздравлений. В конце ноября настоятель Воскресенского храма протоиерей отец Василий Володько вручил всем воспитанникамсертификаты об участии в просветительских мероприятиях клуба «Наследие». А для пятерыхребят учебный год стал особенно успешным. Их рассказы вошли в сборник святочных рассказов.
Сейчас клуб «Наследие» начинает очереднойлитературный конкурс, посвященный уже духовному поиску современных подростков.
– Хочется,чтобы в своих работах ребята сумели объяснить, что для них значит вера и духовное воспитание. А также рассказали, какой храм ближе их сердцу и почему, – говорит доцент ВГУ Владимир Гусаков.
Как писать духовный рассказ, какие средства использовать для выражения своих чувств — об этом ребята узнают как раз на занятиях Владимира Леонидовича.
Сейчас в храме выпустили приходское издание первого сборника, созданного самими ребятами. Небольшая книга «Святочные рассказы» отпечатана на принтере, но в будущем сборник будет напечатан в типографии.В книгу вошли пять лучших рассказов ребят и вступительная статья Владимира Гусакова. А иллюстрации к рассказам принадлежат также воспитанникам воскресной школы.
Как попасть в клуб
Все ребята, которые интересуются историей родного края, его духовным и церковным развитием, найдут в клубе «Наследие» много интересного и поучительного. Занятия рассчитаны на подростков от 12 до 18 лет. Но эти рамки не строгие, и занятия могут посещать дети более младшего возраста.
Получить более подробную информацию можно по телефону: 255-10-33.
КОММЕНТАРИЙ СВЯЩЕННИКА
Настоятель Воскресенского храма г. Воронежа протоиерей Василий ВОЛОДЬКО:
– История как наука вообще интересна. Но изучать историю родного края особенно важно, а здесь речь идет о его малоизученной (по понятным причинам) стороне – церковной истории. Ведь когда мы говорим о церковной истории, мы имеем в виду старинные храмы, их неповторимую архитектуру, старинные иконы, и, конечно, замечательных людей – священно- и церковнослужители, которые внесли свой вклад в духовно-нравственное воспитание своих современников. Церковно-краеведческий клуб «Наследие» как раз и поставил своей целью дать эти знания детям. И эти знания помогут в дальнейшем найти свой путь в жизни, опираясь на духовные и культурные ценности, на жизненный опыт замечательных людей. Хочу отметить и высокий профессионализм наших педагогов. Занятия проводили не дилетанты, а научные сотрудники, имеющие ученые степени, которые много лет занимаются этой тематикой, люди увлеченные и, самое главное, глубоко верующие.
Екатерина МАЗЕНКО
Наталья Стремитина — Порыв. Рассказы для подростков читать онлайн бесплатно
12 3 4
Наталья Стремитина
Порыв. Рассказы для подростков
Патефон
Посвящается моему отцу, талантливому
инженеру и человеку, который научил меня
думать.
Трудно крутить неустойчивую ручку патефона, но приятно. Затаил дыхание, послушал, а сам всё время начеку: не успеешь заслушаться, как диск устает, вращается медленно, а голос начинает скрипеть и глохнуть, как будто человека, который только что пел, схватили за горло. А пластинка беспомощно барахтается на фланелевой подкладке… И надо вновь браться за ручку патефона: пружина – не мотор…
Но Женька не завидует современным детям при «компьютерах», «мобильниках» и «интернете». Этих детей волнует грохот современного рока, разновидности тяжелого и металлика, увы, они понятия не имеют, что такое гармония или просто красивая мелодия.
Их уже ничем не удивишь.
А детские удивления, словно зерна, прорастают потом всю жизнь и не оставляют взрослого человека равнодушным перед красотой, перед тайной или страданием.
Патефон – тайна моего детства, любимая игрушка, смешная и нескладная. А ведь «крутить патефон» именно крутить, а не слушать было не просто. В процесс включались не только глаза и уши, но постоянно работали руки: тут и возня с иголками из стеклянной пробирки – можно рассыпать, тут и неподатливый винтик, его завернуть не просто – нужна ловкость и терпение… Патефон ни на минуту не оставляя в покое, он требовал работы и, может быть, поэтому так приятно вспоминать о нём.
…Однажды, в воскресенье, когда отец был дома, а все танго и фокстроты промурлыкали и прогромыхали, он показал Женьке еще одну пластинку: полонез Шопена. Отец положил её на фланелевый круг так бережно, как величайшую ценность, и замер в ожидании первых звуков. А потом он стоял посередине комнаты и размахивал руками в такт мелодии. И тогда Женьке казалось, что её отец капитан, и они плывут в неведомую страну, в страну Музыки.
Именно тогда Женька поняла, что музыку можно не только слушать, но и видеть…
…Маленькая лодка покачивается на волнах, день сияет, искрится. Но вот надвинулись тучи, река забурлила, лодка не слушается, её подхватило течением, вдали слышен шум водопада – страшно, грозно всё вокруг. Гребцы изнемогают от усталости, но борются со стихией… Но эта грозная сила постепенно сдается – волны улеглись, ветер стихает, лодка приближается к берегу. Яркий солнечный день продолжается…
Сказка воображения впервые была рассказана отцом, и потом они часто играли в игру под названием: «Представь себе». Садились на старинный диван с высокой спинкой-полкой, по которой важно шествовали мраморные слоны, начиная с самого большого – слона папы и замыкал процессию слоненок: сын или дочь.
Диван этот был сложной двухъярусной конструкцией и олицетворял эпоху уюта и мирной жизни 30-40 годов. На подобных диванах сидели когда-то друзья отца – инженеры и рассуждали о благе народа. Женькины родители получили его в наследство от деда.
Если приходил гость или гостья, их непременно усаживали на диван и велись неторопливые беседы, в которых Женька еще не принимала участие.
Поскольку никаких телевизоров не было и в помине, по вечерам отец и Женька придумывали свой «фильм», который рассказывали себе сами. Получалось так здорово!
– Вселенная огромна, – говорит отец и «показывает» как она огромна. Женька разводит руками, она «видит» – действительно, наверное, гораздо больше комнаты в коммуналке на Садово-Спасской, дом 18.
Отец разбрасывает на полу маленькие и большие мячи, от надувного огромного – Женька называет его морским – до маленького теннисного. Это планеты Солнечной системы. Но вот куда закатилась самая маленькая планетка – шарик для пинг-понга? Наконец, всё на месте.
Приготовились и… Высший Разум запускает звездную карусель на многие миллиарды лет…
– А что было потом? – спрашивает Женька, когда планеты уже «нашли» свои орбиты и крутятся под чьим-то неведомым руководством. Отец с Женькой ползают на коленях по полу и передвигают мячи по сложным «космическим» орбитам, иногда они сталкиваются лбами и смеются.
Хорошо, что это происходит только в воображаемом пространстве Вселенной – ведь столкновение двух кораблей – это катастрофа в космическом масштабе!
–Ты спрашиваешь, что было потом? – повторяет отец вопрос Женьки, при этом многозначительно закидывает голову и смотрит вокруг себя так, будто он очутился на только что народившейся планете. – Да, сколько миллионов, нет, миллиардов лет должно было пройти, чтобы это слово «потом» привело к разумной жизни на планете Земля. И почему эта удивительная Жизнь появилась именно на Земле?
–Разве ты не знаешь, почему? – удивляется Женька. Ведь она думала, что они с отцом ответили на этот вопрос: сначала Что-то прилетело из Космоса, кажется, такие маленькие бактерии, потом образовались моря и океаны, потом почему-то появились рыбы, змеи, крокодилы и динозавры, потом мамонты, да мало ли кто еще!
– Действительно, «появились»,– задумчиво говорит отец,– ты здорово это усвоила, но почему, почему?
Проходит минута, они с отцом открывают любимую женькину книгу «Животный мир» Брэма и видят, что Земля уже давно заселена всяким зверьем, птицами и рыбами, волками и медведями.
Здесь и пресноводные и земноводные и даже сумчатые теплокровные! А от них уже и до человека совсем недалеко.
Отец рассказывает Женьке, как из непослушной дерзкой обезьяны эволюция сделала умных и талантливых детей человека, которые убирают за собой игрушки и помогают маме накрыть на стол, а иногда даже моют посуду и читают книжки. «Вот уж действительно, чудеса, да и только», – думает Женька.
– Для того, чтобы обезьяна стала человеком, ей надо было очень много работать передними лапами, – объясняет отец, – и постепенно они превратились в руки. Но вот когда и каким образом у обезьяны заработала голова, да так, что от мычания она перешла к пению и придумыванию стихов – это действительно Чудо и Загадка.
Но попробуем пойти от обратного, как в математике, (отец увлекся и забыл, что Женьке всего 6 лет и для теории эволюции она еще мала), цивилизация с каждым новым столетием всё больше освобождает человека от работы руками, но почему это не каждому индивиду идет на пользу? Всё дело в том, что отстранить от физической работы можно только тех, кто научился думать! Причем думать позитивно, чтобы это приносило пользу обществу и тому человеку, который думает.
Отец открывает книгу «История Египта». Женька видит картинку – толпы рабов строят пирамиду, а отец продолжает: «Когда-то бесправный раб всю жизнь день за днем таскал камни для гробницы фараона, и у него не было времени подумать, для чего он родился и живет. А что можно сказать о современных бездельниках с интеллектом раба? Да они просто опасны, общество должно занимать их работой, если нет никаких идей в голове, надо делать что-то руками… Это логично?
Читать дальше
12 3 4
Материнство — драматический рассказ Линдси Фло — Ридси Подсказки
Кармен часто занимает мой разум, даже спустя годы после ее удивительной смерти. Жизнь такая странная, иногда. Как люди, которые не обязательно играли главную роль в вашей жизни, иногда оказывают наибольшее влияние.
Будучи взрослой, я думаю о Кармен как о маме, которой хочу быть. Она мама, которой я стараюсь быть, хотя я никогда не буду такой беззаботной и полной радости, как она.
Я родитель с законом и порядком, Кармен сделала это с дикостью и волшебством. Однако в детстве Кармен была мамой, которой мы все хотели быть. Так было у девочек-подростков тогда и сейчас; твоя собственная мать никогда не смогла бы понять тебя так, как могла бы другая. Твоей собственной маме никогда не было крутой .
Но Кармен действительно была крутой — для нас и для ее собственных детей. У других мам были типичные пышные волосы 1980-х и «мамины джинсы», которые ужасно вернулись в моду. На лицах, разукрашенных красками «Мэри Кей», у них были угрюмые взгляды. Но не Кармен. У нее были длинные темные волосы с пробором посередине в стиле хиппи, а ее джинсы были старинными расклешенными брюками, ода десятилетию назад. Она парила, когда шла, как будто ее босые ноги касались облаков, а не тротуара. Ее лицо всегда было лишено макияжа, всегда сияло. Ее присутствие было мощным. Когда она вошла в комнату, вы сразу же окунулись в ее красоту, в ее блаженство. Тебе сразу стало легче.
У Кармен не было правил, она не пекла печенье и не складывала белье. Вместо этого она позволила нам кататься на роликах в подвале без наколенников, а поскольку все ее дочери любили пиццу, она каждый вечер подавала пиццу на ужин. В ее кладовой был полный запас продуктов, и это была детская мечта: чипсы, печенье и всевозможные сахарные хлопья, какие только можно вообразить, — главное, чтобы они были сухими, потому что в холодильнике не было гарантированного молока. Удивительно, что ни у кого из них не было лишнего веса, но жизненный девиз Кармен распространялся и на еду — балуйся тем, что любишь.
Летом, когда мне было 12 лет, она загружала детей в свой фургон Volvo и везла нас всех к бассейну, останавливаясь в то время, когда мы были достаточно взрослыми, чтобы нас высаживали, в то время, когда нам должно было быть стыдно. чтобы мама была с нами. Я каким-то образом перешел в тот возраст, когда мысль о моей матери, лежащей рядом со мной на полотенце, не говоря уже о купальном костюме, была бы социальной пародией.
Но мы никогда не стеснялись Кармен. Это было не только из-за того, как она выглядела, хотя это было отчасти из-за этого. Она была моложе других мам. Мы узнали от Талли, самой старшей, что Кармен было всего шестнадцать, когда она родилась. Было совершенно ясно, что в жизни Кармен не было мужчины, по крайней мере, постоянного мужчины. У нее было много свиданий, она подбрасывала Талли и ее сестер к кому бы то ни было, подмигивала родителям и говорила «9».0005 Большое спасибо, кто знает, во сколько я смогу вернуться домой.
Было ясно, что у Талли и ее сестер разные отцы. Все они были похожи на Кармен с длинными темными волосами и подтянутыми маленькими гимнастическими телами, но их лица были совершенно другими, и только у Талли были такие же потрясающие карие-золотые глаза с густыми ресницами. Хотя это было время, когда разводы достигли совершеннолетия, и многие из нас разорвали семьи, а не нет, рождение ребенка вне брака все еще было табу.
Талли и ее сестер это, казалось, не беспокоило, и я мог понять, почему. Хотя у меня самого был прекрасный отец, но в семье Кармен в нем как будто и не было нужды, настолько она была богата, трещала по швам от любви. Мои родители уравновешивали себя рутиной хорошего и плохого полицейского в воспитании детей, но Кармен стерла необходимость в этом. Она просто любила: нежно и сильно. Ее материнская забота заключалась в том, как она слушала нас, в том, как она побуждала нас делать то, на что иначе мы могли бы закатить глаза, не достигшие половой зрелости: понюхать цветы, лечь на лужок рядом с ее домом и искать созвездия, записывать. наши мечты и сжечь их в огне под полной луной. Она была заражена чем-то заразным.
Никто из нас не знал, чем Кармен зарабатывала на жизнь, потому что она никогда не работала. Не знаю, чем она занималась в течение учебного года, но летом почти все дни проводила с любым количеством детей — у себя дома, у бассейна, у костра.
Мельница слухов была полна теорий, как я понял, потому что она была другой. Потому что мы все хотели быть с ней все время, а другие родители просто не могли смириться с тем, что она нам нравилась . Они не могли смириться с тем, что женщина может быть независимой и богатой честным путем. Это не могло быть семейным наследством или разумными инвестициями. Нет, предположили они, она была проституткой. У нее был тайный сахарный папочка. Она вышла замуж за одного из отцов своих детей и развелась с ним из-за огромных алиментов.
Я никогда не верил, что это правда.
Я был ребенком, и мне было все равно, откуда и почему у Кармен деньги.
Слухи, очевидно, родились из зависти. Мы жили в маленьком городке, и Кармен выделялась как маяк. В бассейне она лежала на полотенце в красном бикини, на ее теле не было никаких признаков рождения детей, молодость сразу же вернула ее в форму. Она беспорядочно укладывала волосы на макушке, а спутанные пряди придавали ей дико сексуальный вид. Она неторопливо подходила к закусочной с десятидолларовой купюрой в руке, и головы каждого отца среднего возраста и мальчика-подростка поворачивались к ней. Она бросала деньги и говорила мальчишке за прилавком, чтобы мы брали все, что захотим.
Чем старше мы становились, тем меньше я видел Кармен. Талли была скорее подругой моей сестры, а другие девушки были моложе меня. В старших классах мне больше не нужно было ездить в бассейн или в школу, но я по-прежнему искал Кармен каждый раз, когда был там, где она могла быть. В ней было что-то вкусное. Как она расплывалась в искренней улыбке и бежала к тебе с распростертыми объятиями, с объятиями и поцелуями, и нюхала твои волосы, как будто заключала в свои объятия малыша.
Иногда я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз видел Кармен, но память — забавная вещь, и у нее есть привычка собирать множество случаев в одно гигантское пятно. Я решил встретиться с ней на выпускном вечере школы у Талли и моей сестры, через год после моего. В бурлящем море красных и синих платьев на футбольном поле, когда все позировали для фотографий, я заметил ее с Талли и девочками. Я схватил сестру за руку, и мы бросили свою семью и побежали к Кармен.
Ночь была полна волнения, праздничная атмосфера пульсировала, и Кармен, раскинувшая руки, когда увидела нас, казалась царственной, знакомой. Мы столкнулись с ней, врезавшись слишком сильно, все мы визжали и образовывали неловкие групповые объятия, которые почему-то казались идеальными.
«Мои девочки!» — сказала она, обхватив сначала мое лицо, а затем мою сестру. Мы сияли под ее вниманием, наши лица сияли. Такой я ее вспоминаю, когда думаю о ней, о длинном красно-белом сарафане, о темных волосах, переливающихся в свете фонарей на поле, о ее глазах с золотыми крапинками, излучающих любовь. Она была чистой радостью.
Это был последний раз, когда я видел Кармен.
Несколько лет спустя моя сестра прислала мне электронное письмо, в котором сообщила, что Тэлли связалась с ней, чтобы сообщить, что у Кармен рак. Меланома. Это казалось странным, ведь нам едва исполнилось двадцать. Мы еще не были на том этапе, когда умирали родители. А Кармен была кем? Тридцать шесть, тридцать семь?
Талли сказала, что это лечится хирургическим путем, моя сестра написала. Надеюсь, ничего страшного.
Я воспринял эту новость с беспокойством, но не слишком. Я начинала свой путь в мире, работала на своей первой работе в рекламном агентстве, встречалась с симпатичным парнем, который однажды стал моим мужем. Хотя Кармен часто приходила мне на ум, известие о ее раке не занимало много места. Никто не умер от меланомы, верно? Разве это не было тем, где они просто отрезали оскорбительную родинку или пятно?
Но всего через полгода сестра позвонила мне в слезах. Тэлли сообщил, что рак был пятой стадии и распространялся злобно и безжалостно. Моя сестра пробормотала, что Талли настаивала на том, что если она когда-либо была твоей подругой, то сейчас самое время прийти к ней.
Я не пошел прощаться.
Оглядываясь назад, я не думаю, что был готов признать, что женщина, такая полная жизни, может просто встать и умереть. Все это казалось мне таким непонятным. Кармен была самым живым человеком, которого я знал. Я даже никогда не терял бабушку и дедушку, поэтому я не был готов признать, что кто-то умер, не говоря уже о Кармен. Не Кармен, которая танцевала под музыку после полуночи и учила нас, как брить ноги и делать ночевки настоящими ночевками, где мы болтали до рассвета.
Тихим августовским утром, когда я сидел в своем кабинете и увидел новое электронное письмо от моей сестры с темой Кармен , я замер. Я не хотел его открывать, не хотел читать неизбежные новости, не хотел бороться с чувством вины, которое лежал на мне из-за того, что я еще не поехал домой, чтобы увидеть ее. Я продолжал добавлять и , как будто собирался уйти со дня на день. Если ты ее друг, сейчас самое время прийти к ней. Она была моим другом, но гораздо больше — и я не ушел.
Похороны были через неделю, и я очень мало их помню. Пятно черного, так много из нас детей, людей, которых она касалась, когда мы были в самые формирующие годы нашей жизни. Талли и ее сестры сидели в первом ряду, и я помню, как смотрела им в затылок, у всех у них были длинные темные волны, которые так сильно напомнили мне о Кармен. Я не помню слов, которые кто-то говорил, только то, как их волосы напоминали мне о поездке на заднем сиденье «Вольво», когда ветер трепал длинные локоны Кармен, а из динамиков звучала музыка.
После службы я нашел Талли снаружи. За углом церкви она курила сигарету и выглядела настолько гламурно, насколько это возможно для девушки в день похорон ее матери. Одетая в черный костюм с невероятно короткой юбкой, Тэлли увидела меня и раскрыла свободную руку тем же характерным приветственным жестом, что и ее мать.
— Привет, девочка, — сказала она. Ее глаза были опухшими, но сухими. Мы немного поговорили о приземленных вещах, о глупых разговорах, которые возникают, когда ты не знаешь, что сказать. Я хотел сказать что-то о том, почему я не пришел, но не мог найти слов. Вместо этого я прокомментировал толпу.
«Как будто она подняла деревню, да?» — сказал я, кивнув в сторону молодых людей, стекавшихся к церкви, ожидая сигнала о том, что пора начинать процессию на кладбище.
Талли фыркнул. «Ну, мы не можем ожидать, что пожилые люди будут присутствовать на похоронах городского эскорта, не так ли?»
Я покачал головой. — Никогда этого не понимал, — сказал я.
«Почему люди должны придумывать вещи только потому, что они завидуют».
Талли скосил на меня взгляд и криво усмехнулся. «Ну давай же. Ты знаешь, что это была правда. Это было общеизвестно, не так ли?
Я просто смотрел на нее. Я был в оцепенении.
Талли пожал плечами. «Наверное, мы не говорили об этом, но я полагал, что мы все знали. Я имею в виду все эти свидания и ни одного парня? Она коротко рассмеялась. «Она работала».
— Я не знал, — сказал я, тяжело сглотнув, стараясь, чтобы мое лицо не выражало шока, стараясь не показывать оценку, которую пытался дать мой мозг. Кармен как женщина, которая спала с мужчинами за деньги, не резонировала с Кармен моего детства.
— Она не была проституткой, — защищаясь, сказал Талли. «Она была эскортницей. Она была компанией, в основном, для старых парней с деньгами, которые просто хотели свидания. Она почти ни с кем из них не спала, да это и не важно.
Я просто смотрел на нее. Я понятия не имел, что делать с этой новой информацией, с этой новой частью Кармен, которая, по-видимому, существовала всегда.
Талли покачала головой и выпустила облачко дыма. — Не то чтобы это имело значение, — повторила она. «Никогда не было, понимаете? Это была ее работа. Это была не та, кем она была». Тэлли уронила сигарету и подкрутила ее ногой, повернувшись, чтобы многозначительно взглянуть на меня.
« Ты знаешь, кем она была, — сказала она. Тяжёлая печаль на её лице была сокрушительной, признаком женщины, которая во всех смыслах была сиротой.
Я кивнул и потянулся, чтобы обнять ее. — Она была всем, — прошептала я, чувствуя волны сожаления по поводу любого момента осуждения, промелькнувшего на моем лице. «Все.»
Прошло много времени с тех пор, как умерла Кармен, и столько же времени я не видел ни Талли, ни ее сестер. Мы поддерживаем связь через социальные сети, как и все в наши дни. Я видел, как Талли и ее сестры женятся и создают семьи, наблюдал за сплоченным союзом их троих, их мужей и, самое главное, их дочерей. Я вижу Кармен в каждом из них — в длинных темных волосах, в сумасшедших семейных вечеринках, в том, как они все смеются одинаково, запрокинув головы.
Я думаю о том, что моя мать и ее друзья были правы, в конце концов. Та Кармен была женщиной, которая иногда занималась сексом за деньги. Как будто это была вся она, все ее существо, приправленное историей матери-подростка и детей от разных отцов. Как будто это был не просто способ зарабатывать на жизнь. Как будто эти вещи так определяли ее, что не было места ни для чего другого, ни для правды, ни для дружбы, ни для любви.
Но Талли был прав. Я знал, кто она такая. Я знала ее как маму, которая делала наше детство волшебным, которая слушала нас в подростковом возрасте и дарила радость, куда бы она ни пошла. Я знал ее как человека, который делал все для своих детей, своих биологических детей и всех остальных, кто влюбился в нее. Я знал ее как человека в глубине души всегда, когда у меня были собственные дочери и я начал тяжелую работу по воспитанию девочек. Я подумал о том, как легко она это представила, как будто все, что для этого требовалось, это сдаться, пицца и газировка, никакого сна, никаких границ.
В основном я не такая мама, как Кармен. Я мама, которая приучала детей ко сну, у которой был строгий режим сна, и я наказала ребенка, который взял велосипед без шлема. У меня есть правила, границы и расписание… но иногда мне нравится думать, что частички Кармен вторгаются в меня, расслабляют мои суставы, мое сердце и мою одышку в жизни.
Потому что на самом деле она научила нас ловить момент. Как сказать да , когда мои девочки спрашивают, могут ли они приготовить пирожные на завтрак. Как сидеть и слушать, не превращая каждую ситуацию в обучающий момент. Как быть глупым и веселиться, даже если люди смотрят на тебя смешно. Как обнять кого-то, чтобы никогда не сомневаться в том, как сильно ты его любишь.
Мои дочери и их друзья примерно того же возраста, что и я в те волшебные годы лета в бассейне и наблюдения за звездами. Я чувствую эту тягу, чтобы излучать Кармен, когда я вожу их, когда я позволяю им включать музыку с опущенными окнами. Я чувствую ее, когда вижу их лица в зеркале заднего вида, их прекрасную, беззастенчивую радость.
Я вижу себя в них много лет назад, дикого и свободного на заднем сиденье Volvo, меня, Талли и наших сестер, подпевающих Мадонне. За рулем волосы Кармен развеваются вокруг нее, как ореол, ее великолепное лицо в зеркале заднего вида, ее голос самый сильный и красивый из всех нас.
Как приготовить макароны — печальный рассказ Кэролайн Гризер — Ридси Подсказки
Предупреждение о содержании: мысли о самоубийстве
Она зорко ждет, глядя на макароны. Не кипит.
Шагая взад-вперед по пустой кухне с бесполезными кастрюлями и сковородками в скрипучем шкафу, она добавляет еще щепотку соли в макароны. До сих пор не кипит.
Она думает включить музыку, пока ждет, но соседи снизу ненавидят, когда она это делает, и она не может вспомнить, где в последний раз оставила свои наушники. Они могли быть в кармане ее пальто, а могли и не быть, возможно, она оставила их на задней кровати в комнате с остатками учебников. А может, и нет, может быть, она оставила их висеть на крошечной вешалке, прямо рядом с ключами.
Где бы она их ни оставила, слишком много работы, чтобы бежать и искать их, особенно когда горшок может скоро закипеть.
Как закипит, макароны положит. Как закипит.
Крохотная квартирка только временная, и единственная горелка на ней сгорает. Она уговаривает его, борется с ним, умоляет разжечь пламя побольше, но оно этого не делает, гордо соглашаясь на тусклую маленькую искру, какой она и является. Дуновение на пламя разжигает костер; она задается вопросом, поможет ли это печке. Возможно нет. Она наблюдает за танцем голубого пламени и смотрит сквозь него.
Ее телефон загорается. У нее есть уведомление, еще одно сообщение, которое она не собирается читать. Зачем заморачиваться, когда она точно знает, что она скажет? Тем не менее, она проверяет имя. Она читает первые два письма и переворачивает телефон, вздрагивая, когда он слишком сильно падает на прилавок. К счастью, он не взломан. К сожалению, эта часть прилавка все еще покрыта неочищенным жиром от бекона из его катастрофа вчера, и теперь ее телефон тоже.
По телевизору транслируется рекламный ролик из гостиной или что-то вроде того. Она вытягивает шею, чтобы проверить объявление, но оно не продает ничего хорошего, просто что-то вроде медицинского плана для стариков, чего она не могла бы себе позволить, даже если бы отрубила обе руки и продала их. Уходя из дома, она клялась всем телом, что никогда не станет тем человеком, который оставит включенным телевизор. Она не собиралась есть перед ним, на самом деле ей даже не нужна была хорошая модель, просто что-то, что можно использовать, чтобы иногда смотреть старые мультфильмы и, возможно, новое шоу, если он захочет. Теперь телевизор всегда включен, всегда жужжит, всегда что-то говорит, просто слишком тихо, чтобы его слышать.
Кастрюля на плите еще не кипит. Она думает, что не забыла добавить в воду холодной воды, но, возможно, она этого не сделала. Она задается вопросом, изменит ли что-нибудь столовая ложка или две сейчас. Возможно нет; ее сальный телефон снова жужжит. Она переворачивает его, проверяет имя и переворачивает обратно.
Он не собирается ей писать. Она это знает. Тем не менее, она проверяет, на всякий случай.
Банановый хлеб, вероятно, было бы разумно приготовить, если они собираются поговорить, что им нужно. Но банановый хлеб должен выпекаться как минимум сорок пять минут, плюс время, необходимое для нагрева духовки, дольше, чем должно, с ужасным дребезжащим звуком каждый раз, когда она запрашивает температуру выше 250 градусов, и есть время охлаждения до считай тоже. Макароны подойдут, макароны подойдут, лишь бы вода закипела. Если только.
Он скоро будет дома. Крошечные пузырьки начинают подниматься со дна кастрюли, но недостаточно большие, недостаточно горячие. Она ждет, теребя жесткие кончики волос.
Когда он вернется домой, она нарушит их маленький распорядок и встретится с ним в гостиной. Она встретит его в гостиной, посмотрит ему в глаза и подождет, пока он не сломается первым. Он будет. Она заставит его.
Ожидая, она равнодушно смотрит на маленькое растение на подоконнике.
Один из них подобрал растение, где и когда она не знает, но один из них сделал это, и оно всегда было там. Это крошечный суккулент с маленькими круглыми листьями, который не требует слишком много воды и идеально подходит для семьи, где два человека забывают об основных вещах. На прошлой неделе они забыли купить туалетную бумагу, и их друзья взорвали групповой чат, читая им лекции об этике заботы о себе. Если бы это был курс колледжа, они бы давно его провалили.
Крошечные пузырьки теперь немного больше, и она добавляет немного оливкового масла, чтобы паста не прилипала. Он падает в горшок одной большой каплей, затем разделяется, когда пузырьки разбивают его, на одно пятно, потом на два, потом на четыре, потом еще на несколько. Она наблюдает, как масло танцует и борется с собой, образуя облака, овец и пятна, и задается вопросом, сможет ли она избежать наказания, добавив макароны в воду пораньше.
На самом деле, она не уверена, что это повлечет за собой какие-то последствия.
Это макароны, она не может их испортить. Если да, то она, черт возьми, не заслуживает того, чтобы ее забавляли видеоклипы «Адской кухни», которые до сих пор время от времени появляются в ее ленте на YouTube.
Она еще не добавляет макароны. Нарывающего фурункула нет, и фантомные руки кого-то покрупнее сжимают ее нетерпеливые детские руки. Еще не время, шепчет призрак, и она кивает. Она знает.
В коридоре раздаются шаги, и она оживляется, но понимает, что это не он, еще нет. Эти шаги слишком шаблонны, слишком тяжелы, слишком разбиты прерывистыми штанами. Он ходит так, как будто играет в баскетбол, танцует ногами по площадке, и даже когда он устает, в его шагах остается легкая подпрыгивающая походка, как будто он ждет мяча. Мир никогда не бросит ему мяч. Тем не менее, он подпрыгивает, а она ждет на кухне, пока закипит вода.
Раскладной диван в гостиной принадлежит ему, брошенный туда, когда они вместе оказались в квартире, застряв где-то, и больше некуда было пойти.
У него был диван, а у нее немного денег, и вместе они обходятся. Кушетка неровная и старая, всего одна ступенька выше тех кушеток, которые люди оставляют заброшенными на обочине дороги, но, по крайней мере, она чистая. Она пропылесосила его раньше, пока ждала его возвращения домой.
Обычно они торгуются из-за того, чья очередь делать работу по дому. Иногда вещи имеют смысл. Он лучше готовит, она ненавидит возиться на кухне. Он скорее умрет, чем почистит туалет; пока это достаточно прилично, она не думает, что это так уж плохо. Это всего лишь унитаз, фарфоровая кишка еще относительно чистая, и ни один из них не проводит в квартире достаточно времени, чтобы она испачкалась, чтобы она испачкалась. Она стирает его, как стирает все остальное, мимолетно, перескакивая с одного на другое, в то время как она мечтает об отношениях, мечтает о собственном доме. Чистка туалета вызывает у нее ностальгию, и иногда она задается вопросом, были ли решения, которые привели ее сюда, правильными.
Вода, наконец, закипает. Она прикидывает пальцами, затем вытряхивает в кастрюлю четверть коробки оставшейся пасты. Сойдет, а если он все еще голоден, в мини-холодильнике есть морковка. Иметь большой холодильник было бы бессмысленно. Он готовит только один или два раза в неделю, а в другие дни они преуспевают в том, что забирают еду у друзей и спорят о том, какой день подавать, какой вид еды на вынос.
Ключ звенит во входной двери, и только годы практики не дают ей вздрогнуть. Он беззвучно толкает дверь, и она задается вопросом, когда он перестал стучать по дверной ручке.
«Ты готовишь?» — спрашивает он, балансируя между руками двумя рюкзаками.
«Ой, просто садись».
Он сидит за единственным столом, которым они владеют, под другим висячим растением, в котором определенно виновата она. Его пальцы остаются неподвижными, и он время от времени поглядывает на телевизор.
Она вытаскивает одну из пяти несоответствующих друг другу вилок и пробует макароны.
Еще не сделано. Он слишком твердый, слишком твердый, и ей приходится жевать песчаный кусок зубами. Она ловит его взгляд на себе и качает головой еще до того, как он открывает рот. Она готовит сегодня вечером. Он сидит и ничего не делает, кроме как говорит.
Наконец, наконец, паста закончилась и четыре кусочка вышли чистыми и аль денте. Она высыпает всю кастрюлю в сито и ждет, пока стечет вода. Он издает ужасно громкий звук, эхом отдающийся в трубах раковины, и они оба вздрагивают и представляют себе лицо сварливого соседа. Она набирает его на две тарелки, приносит сыр пармезан и еще немного оливкового масла и вываливает все на кривой стол перед ним.
«Я мог бы сделать соус».
«У нас нет помидоров, консервированных или любых других, а вы использовали последний песто на прошлой неделе».
«Ах».
«Да».
Она садится рядом с ним и берет свою тарелку. Он наблюдает, слегка забавляясь, как она высыпает половину контейнера с сыром на лапшу.
С соусом лучше, но увы.
Некоторое время они сидят в тишине, если не считать ужасного жужжания телевизора на заднем плане, и она удивляется, когда стало так трудно произносить слова.
«Итак».
«Итак».
«Я прочитал то, что ты сказал мне прочитать».
«Да? Что ты думаешь?
«Это было неплохо. Хотя один персонаж отстой».
Она задумчиво жевала макароны. «Ну, он прошел через многое».
«Никому не дает повод быть мудаком».
«Верно. Истинный.»
Молчание было бы неловким, если бы оно не было так хорошо известно. Они сидят и едят, а телевизор снова и снова показывает одни и те же эпизоды. Потом пасты нет, и она знает, что должна спросить. Тем не менее она колеблется над еще одной мыслью.
«Я знаю хорошего терапевта, если хочешь, попробуй».
Он резко поднимает глаза и озабоченно хмурит брови.
«Это не ужасно дорого, и страховка покроет большую часть этого».
Она наверняка привлечет его внимание.
Она привлекает его внимание, но не может даже смотреть ему в лицо. Он продолжает смотреть, и его левый глаз дергается с угрожающей скоростью.
«Хочу уже около года. Это не идеально, но помогает».
«Что ты нашел?» — выпаливает он.
«Я взял на себя смелость назначить вам встречу на следующей неделе, в среду после вашего последнего урока. Ты пойдешь, даже если мне придется тащить тебя.
«Что. Делал. Ты. Находить?»
Наконец она осмеливается взглянуть на него. Его руки сжимаются вокруг стола, и под ним его колено подпрыгивает на дешевом кривом пластике. Она делает вдох. «Ваша записка. Ясно, что вы не прошли, но, что ж, оно у вас все еще есть. Не могу представить, что это ошибка».
Он ругается, раз, два, еще несколько раз, обхватывает руками голову и сжимает волосы. На плите кувшин с водой остывает. Она должна положить его в посудомоечную машину, пока она не забыла.
«Это был всего один плохой день», — говорит он, стиснув зубы, чтобы заглушить протест.
«Я знаю, что такое плохие дни. Это никогда не бывает одним».
«Почему я живу с тобой? Напомни мне?»
«Тебе больше некуда было идти».
Он ждет. Его руки сжимаются чуть менее ужасно, но они все еще задерживаются в его волосах, пока он смотрит на стол.
– Но теперь мы друзья, я думаю, нравится тебе это или нет. Определенно не обычные друзья, но что-то в этом роде. Мне бы очень не хотелось снова искать соседа по комнате».
Он смеется, но внутри что-то задушено. «О, боже упаси вас пытаться заменить меня ».
Она бы усмехнулась, но она знает, что ему нужно услышать. «Посмотри на меня.»
Он не подчиняется.
« Посмотри на меня ».
Наконец он поднимает голову, и она видит, как надуваются его глаза и дёргается нос, раз, другой.
«Как бы я ни шутил об этом, я забочусь о тебе. Если вас больше ничего не сдерживает, позвольте мне сделать это».
Он до сих пор не плачет.